Тимур Халиуллин — органист, солист Белгородской филармонии. Кроме органа, он играет еще на клавесине и на карильоне. Тимур уверен, что орган — это современный инструмент, на котором можно сыграть практически любую музыку разных времен и стилей.
Благодаря Тимуру Халиуллину в Белгородском органном зале можно услышать Queen и Deep purple. Исполняются фрагменты рок-опер, переложения из фильмов, в числе которых «Гарри Поттер», «Список Шиндлера», «Пираты Карибского моря». А для продвижения органной музыки Тимур активно использует социальные сети, в том числе свой YouTube-канал.
— Говорят, что в Белгород вас привез губернатор. Это правда?
— Да, правда. Точнее сказать, Иван Григорьевич Трунов, который построил новое здание филармонии и был ее директором, приехал в поисках органиста в Петербург. Нужен был человек, который к тому же играл бы на карильоне и на клавесине. Я подошел. Я был не один такой: я учился на кафедре органа, клавесина и карильона, которая готовит специалистов сразу по трем этим инструментам.
— Почему выбрали именно вас?
— Так совпало, что я как раз заканчивал учебу и уже был лауреатом нескольких конкурсов — это было одно из требований для работы в филармонии в качестве солиста. Помогло то, что первое образование у меня фортепианное: большую часть моей жизни я пианист. Орган — это второй инструмент, а клавесин с карильоном — уже третий диплом. У нас можно каждый год осваивать смежную часть и получать по диплому. Это, конечно, сложно в России, потому что каждое следующее образование уже платное. Зато оно стоило того. Теперь все эти три диплома я полностью применил здесь, в Белгороде. Больше я нигде не смог бы этого сделать. В России нет другого такого места, где музыкант мог бы сразу все эти три инструмента в полной мере использовать.
— Вы помните момент, когда вы в первый раз подошли к органу?
— Да, в консерватории в Петербурге. Когда я узнал, что есть факультатив, к тому же еще и бесплатный, обрадовался. Попробовал поиграть, посмотрел и понял, что это мое, что здесь можно много чего нового сказать.
В России орган — это всегда второе высшее образование. Год я факультативно позанимался, а потом выяснилось, что можно получить второе высшее. И со второго курса я начал уже серьезно заниматься органом. Я сразу устроился в музыкальную школу концертмейстером. Зарплата уходила на учебу, стипендия — на конкурсы. На пропитание — помогали родители. Денег с трудом хватало, но я все рассчитывал. У меня до сих пор сохранились расчетные книги за пять лет консерватории, где каждый день расписан, сколько на что потрачено. Я теперь могу посмотреть и вспомнить, какие цены были в то время, что я ел, на чем сэкономил.
— Расскажите, пожалуйста, что вас побудило посвятить свою жизнь органной музыке? Орган ведь изначально церковный инструмент?
— Орган вышел за пределы церкви еще во времена Баха, когда впервые стали устраиваться концерты без мессы и люди приходили, чтобы просто послушать красивую музыку.
У нас, у россиян, есть инерция восприятия органа как какого-то католическо-протестантского духовного инструмента. Это стереотип, который я всячески стараюсь разрушать.
Орган был изобретен еще в античности. Он стал элементом празднеств и гулянок и использовался на стадионах для музыкального сопровождения гладиаторских боев и прочих событий.
В церковь орган попал только в VI веке и надолго удержался там. Но уже в XVII-XVIII веке он начал из церкви выходить. Еще находясь в церкви, орган постепенно становился светским инструментом: на нем начинают исполнять не только богослужебные мелодии, но и импровизации.
Орган пришел в салоны, дворцы и театры, а в начале XIX века — и в концертные залы. И как рояль, как любой другой музыкальный инструмент стал пригодным для исполнения любой музыки. В России есть джазовый органный фестиваль в Челябинске и современный органный фестиваль в Москве, где звучит современная музыка. Композиторы сегодня пишут для органа самую разную музыку. Концерты проходят с элементами шоу, например, такими как педальное соло. Американский органист Кэмерон Карпентер делает так называемое революционное шоу для органа, в котором солируют ноги. У меня также есть несколько пьес для педали соло.
Интересна народная трактовка органа. У нас в филармонии есть программа «Музыка народов мира», в которой орган соединяется с волынкой, флейтой Пана и другими народными инструментами. Мы пробуем орган со всеми академическими инструментами. От арфы до каких-то необычных сочетаний с тромбоном, тубой, контрабасом. К скрипке и виолончели все давно привыкли в ансамбле с органом, но мы пошли дальше и соединили все, и даже междисциплинарно — орган и танец, орган и балет, орган и 3D-шоу, орган и песочное шоу.
Мы хотим показать, что орган — это не застрявший в эпохе барокко инструмент. Он современный. Он устроен таким образом, что на нем можно играть любую музыку любых времен и стилей. Выразительности добавляет цветовая оснащенность сцены, техника, которая может орган раскрашивать в разные цвета, делать переливы, стробоскоп, переходы.
У нас звучит рок-музыка. Мы включаем дым-машину и играем Deep purple. Мы играем музыку из рок-опер, переложения из фильмов «Гарри Поттер», «Список Шиндлера», «Пираты Карибского моря». Многое другое — такое, что вы даже представить себе не можете, — возможно на органе. Возможностей гораздо больше, чем на рояле. Потому что у рояля один тембр, как у ни крути. А на органе можно оперировать мощью и тонкими звучностями. Какие тихие краски есть у органа! С этой позиции мы расширяем органный репертуар, и Белгород сегодня идет впереди многих других концертных органных залов. У нас сейчас сложилась очень творческая атмосфера. Люди предлагают новые решения, новые видения того, как разные инструменты могут звучать с органом. Предлагают странные, на первый взгляд, эксперименты.
— Но это вы всех завели все-таки?
— Это орган всех заводит.
— Говорят, что его строили даже под вас.
— Ну это преувеличивают. Просто так все совпало. Но отчасти это правда, что орган строится вместе с органистом. И органист уже был известен до того, как был построен орган. Я тогда еще не знал, где находится Белгород. Друзья надо мной немного подшучивали, куда это я поехал. В какой-то Белград, в Сербию? На границу с Украиной? Или туда, где когда-то в 90-х был конфликт с чеченцами?
Все стереотипы о Белгороде мы впоследствии развеяли. Активно делясь новостями в интернете, гастролируя по всей России от Калининграда до Хабаровска, мы разнесли весть о Белгороде как о своеобразном «Граде Китеже музыки», где музыкальная культура живет и набирает обороты. Такого островка культуры больше нет нигде, пожалуй. Где бы все было сосредоточено в одной филармонии, где одна филармония имела бы целых три концертных площадки внутри плюс виртуальные концертные залы, выездные площадки. Плюс передвижной карильон, отдельный органный зал, отдельный малый зал для торжеств и рядовых концертов, отдельно большой зал для симфонических концертов. Отдельно спортзал в подвале для работников филармонии. Отдельно гостиница, встроенная в филармонию.
— Когда было построено здание?
— Филармония была построена в 2010 году. Орган появился в 2011 году. Карильон у нас с 2012 года. С первых дней работы органа я здесь. С декабря 2011 года, который стал поворотным моментом в моей жизни.
— Вы ведь и сами сочиняете музыку?
— Да, у меня есть несколько собственных сочинений, например, авангардное «Скерцо-токкатина». Это чистый авангард, мистика. Есть на тему песен моей бабушки колыбельная.
Многие сочинения еще в только голове, одни забываются, другие шлифуются.
— Вы сами перекладываете для органа сочинения, написанные для других инструментов?
— Традиция органных переложений идет испокон веков. Еще во времена Баха композиторы перекладывали свою музыку, музыку других композиторов, порой даже выдавая ее за свою, для органа — для того чтобы дать музыке новую жизнь, освежить взгляд на нее, сделав из нее органную пьесу и подарив ей возможность звучать в исполнении одного человека и оркестра, например. Так Бах делал переложения своих произведений для органа соло — своих концертов, своих камерных произведений, концертов Вивальди. Он делал из них сольные пьесы.
Сегодня все органисты продолжают этим заниматься. Это расширяет репертуар, разнообразит органную музыку, придает знакомой музыке новые краски. «Вальс цветов» или «танец феи Драже» в звучании органа обретают совсем новые, не похожие ни на что, краски. Это и не оригинальное произведение, и в то же время самодостаточная полноценная музыка, узнаваемая, ясная и академическая.
Все свои переложения я стараюсь делать сам. Свое умение конвертировать автоматически любые ноты в переложение для органа я называю в шутку суперспособностью. Если вы найдете на моем канале, допустим «Астурию» Альбениса или «Танец феи Драже», или «Вальс цветов», или «Весну» Вивальди, и попросите у меня ноты этого переложения, чтобы тоже поиграть, я не смогу при всем желании вам их дать, потому что нот у меня нет. Я играю либо по клавиру, либо сразу по партитуре. Сразу перекладывая всю фактуру на две клавиатуры — то есть на солирующий голос, на аккомпанемент и еще на басовую функцию, добавляя педаль. Педаль дублирует левую руку, но зачастую имеет самодостаточную полноценную линию басовую функцию, как в партитуре оркестра. Все мои переложения находятся у меня в голове.
— А записать нельзя?
— Записать можно, но это займет очень много времени. Переложений очень много.
— Вы преподаете, передаете кому-нибудь свое мастерство?
— Да, у меня есть студенты: я веду в Белгородском институте искусств и культуры факультативно класс органа. Так же факультативно когда-то и я начинал.
На базе филармонии студенты уже сразу могут пробовать играть серьезно на сцене. Даже у нас такого не было в Петербурге. Мы только на госэкзамене играли на самом большом главном органе. А так — как повезет, один, другой концерт, бывало, перепадет. Репетируем же на электронных симуляторах. А наши студенты могут себе позволить. Только в Белгороде такое возможно.
В Петербургской филармонии нас никого никогда к органу не допускали, и большинство моих однокурсников там до сих пор и не играли. Ни разу. Потому что там нужно быть обязательно как минимум лауреатом двух международных конкурсов, быть солистом какой-то другой филармонии, иначе туда просто не попасть, а у нас здесь в нашей филармонии все студенты сыграли как минимум по разу на концертах, а некоторые уже и по три. Это тоже приятное преимущество.
Вообще говоря, в Белгороде пока не очень сильно поставлено музыкальное образование. Но мы над этим работаем.
— Есть музыкальные школы?
— Есть, четыре. Есть также музыкальный колледж при институте.
Мы проводим выездные концерты органной музыки в самых разных местах, вплоть до детских садов. Мы и сюда привозим детей. Все школы Белгорода, я уверен, уже прошли через наши детские викторины. Я рассказываю, как орган внутри устроен с помощью видеороликов, которые монтирую для этого специально. Я показываю им ролики, волшебные ботинки, в которых органисты играют.
— Для органа нужны специальные ботинки?
— Точнее сказать, танцевальная обувь. В Германии такую обувь специально шьют для органиста. При этом существует правило: органист должен в любой обуви сыграть. Даже в кедах. Такое тоже случается. И в зимней обуви, если церковь не отапливается, тоже.
— А как, по-вашему, прививать детям любовь к музыке? Невозможно же заставить полюбить что-то.
— Возможно. Я из музыкальной семьи, мои родители музыканты. Меня сначала мама заставляла играть, а я сопротивлялся. Я не хотел учиться, мне было лень. Потом я выиграл несколько конкурсов, где-то похвалили, и пошло. Что-то включилось, и все перевернулось: я стал играть целыми сутками, мама уже была не рада, соседи ругались.
— Говорят, что вы на каждом концерте какой-нибудь сюрприз придумываете в конце?
— Да, всегда все внезапно. Часто это импровизация, или за несколько дней до концерта рождается какая-нибудь идея. В этом году мы впервые соединили орган с русскими гуслями. Такого мы еще никогда не делали.
— Всегда ли собирается полный зал на концертах?
— Да, часто бывает, что билеты распроданы уже за несколько недель до концерта. У нас зал, конечно, небольшой, но ведь уже восьмой год идет. И все время полный зал. Мне говорили: пять лет подержится аншлаговость, потом пойдет на спад. Нет, слава богу, не пошло.
— Фактически сегодня дело обстоит так, что личность определяет, где центр, а не место. Париж, Москва, Белгород — культурные столицы, которые находятся в одном ряду.
— Да, это абсолютно верно. Но еще знаете что правильно сказать? Если речь идет о нашем узком органном деле, то тут даже не личность, а орган определяет все. Будь у нас меньший орган по размеру и худший по качеству, я не смог бы сделать и половины того, что я делаю. Наш орган построен таким образом, что на нем можно делать все. А есть органы, которые предназначены только для французской музыки. Или только для немецкой. Или только для старинной.
— А что в нем такого есть, что позволяет это?
— Набор регистров, расположение клавиатур, наличие компьютера, помогающего справляться быстро с переключением. Наличие подсветки. Наличие расширенной клавиатуры для более виртуозной игры. Больше педальных клавиш. Больше регистров. Лучше акустика. Органиста хорошо видно. Органисту комфортно, поскольку ему все хорошо слышно. Он слышит, что играет, а в соборе часто бывает так, что сядешь внутри органа — и не слышишь никакой красоты, потому что все долетает с запозданием и не так красиво, как слышат люди, которые пришли на концерт. Удовольствия не получаешь от игры, только догадываешься о том, как это красиво. А здесь я нахожусь в звуковом поле: и сам получаю удовольствие, и люди его получают. Люди видят, как я играю, и я вижу людей.
В Московской консерватории прекрасный орган, но он предназначен только для французской музыки. И у него пульт устроен так, что вроде бы органист повернут лицом к публике, но вот он поставил ноты — и головы-то его не видно. И как он играет — не видно. Вроде бы что тут скажешь: музыку же слушать надо. Ну а представьте, если неподготовленный человек приходит и видит перед собой стену с трубами. Ну он слушает какое-то время. Но это ж не собор, где ты еще о Боге думаешь и смотришь на лепнину. Это же концертный зал, хочется видеть органиста. Кроме того, этот орган уже не располагает к тому, чтобы играть на нем педальное соло. Какой смысл в педальном соло, если не видно, что играют ноги? Остается только корректировать репертуар, придумывать что-то другое. Но вот французская музыка там лучше, чем здесь, звучит. Лучше можно представить себе, как в оригинале звучала музыка Франка, Видора или Бёльмана.
— Расскажите, пожалуйста, как получилось, что в Белгороде есть свой карильон? Нигде нет, а в Белгороде есть.
— Белгород можно назвать островком клавирно-исполнительской культуры. Это единственное место во всей России, где сконцентрировано в одном заведении три клавишных старинных инструмента — орган, клавесин и карильон. Все они родственные, имеют клавишные приспособления, это клавиатура для рук и клавиатура для ног. Но все разные по звукоизвлечению. Орган — духовой, клавесин — щипковый, а карильон — ударный.
Все три инструмента появились благодаря директору Ивану Трунову, который был инициатором строительства нового здания филармонии, приобретал орган, клавесин и карильон. Он очень дружил и тесно сотрудничал с нашим губернатором, любителем классической музыки Евгением Савченко, который помогал ему, поддерживал финансово, материально — и сделал мечту реальностью.
Губернатор любил путешествовать, как он сам рассказывал, по Европе, по странам, где органная культура традиционна, где колокола привычны, где они звонят по выходным на площадях или на улице. Он решил привнести элемент европейской культуры в нашу белгородскую музыкальную атмосферу. Поэтому сегодня мы единственные в России обладатели передвижного карильона.
Карильон с французского языка переводится как «набор колоколов». Набор колоколов — это мягко сказано, потому что на самом деле это не набор, а наборище. Их целых 51! Это традиционное число для концертных карильонов. Бывает меньше. Такое же количество колоколов у стационарных карильонов в Петербурге, в Петропавловском соборе, и в Петергофе, в башне. Всего в России три карильона.
Наш белгородский карильон — единственный, который может не только перевозиться в кузове грузовика, но и разбираться, сгружаться и устанавливаться на любую концертную площадку внутри помещения. Карильон как конструктор разбирается на несколько модулей, и его можно пронести в любой дверной проем и в любых комбинациях собрать на сцене.
Мы придумали фестиваль карильонной музыки «Белгородский звон». В этом году он пройдет во второй раз. Это единственный передвижной фестиваль: мы как бременские музыканты с колоколами будем переезжать из города в город.
Фестиваль собирает карильонистов и любителей карильонной музыки со всей России и Европы. Концерты фестиваля проходят на разных площадках, а заключительный концерт — в большом зале Белгородской филармонии, где карильон устанавливается прямо на сцене. Специально для этого события заказываются произведения у композиторов, которые впервые в мире звучат в такой версии, именно для нашего карильона. Для карильона и духового оркестра, для карильона и хора, для карильона и солистов, для карильона и симфонического оркестра. Второго такого места пока в нашей России и даже, не побоюсь сказать, в Европе, вы не найдете, потому что не всегда мобильный карильон можно разобрать и установить на сцене, а тем более еще и устроить карильонный праздник в виде сочинения специальной для него музыки и исполнения этой музыки.
Зимой наш карильон стоит в гараже, в автомобиле. Но как только сходит первый снег, я даю свой первый концерт.
— Два слова, из чего состоит ваша повседневная жизнь?
— Приближаются гастроли. Я живу изо дня в день в органном зале, готовлюсь. Монтирую видеоролики, рисую, занимаюсь со студентами, зимой катаюсь на коньках, летом — на роликах. Велосипед очень помогает. Хожу в фитнес-клуб, в бассейн, на йогу иногда. Вожусь с кошкой и собакой.
— Кошка с собакой дружат?
— Еще как. Германа мне подарили, когда у меня уже была собака, я не был уверен, что подружатся. Но они подружились. Вместе спят, едят из одной миски и отлично уживаются вместе. Вольта я брал одно время на репетиции, он под орган засыпал. Если он видел, что я сел за орган, то знал, что это надолго. Долго, монотонно, никаких игр, только спать.
— А дома есть какие-то музыкальные инструменты?
— Дома нет, все здесь. Все здесь, вся жизнь. Дома пусто. Быта у меня как такового нет. В кульминационный момент подготовки к концерту я и обувь не снимаю дома. Просто прихожу, ложусь и засыпаю.
— Вы ездите на работу на велосипеде. В Белгороде довольно оживленное движение, не опасно ли это?
— Нет, совсем нет. Я еду вместе с машинами по обочине по правилам дорожного движения. Бывают такие водители, которые выкрикивают из окна: «Ты почему нарушаешь правила?». Тогда я отвечаю: «А почему вы не знаете ПДД?» Если бы у меня была велосипедная дорожка, я должен был бы съехать на нее. Если у меня есть рядом с тротуаром проезжая часть, я должен покинуть тротуар и попасть на обочину проезжей части, стать участником движения. А если бы, допустим, я с дороги перешел бы на тротуар с людьми, это уже было бы нарушение.
— Вы и зимой не расстаетесь с велосипедом?
— Все зависит от того, как расчищены дороги, если не очень много снега, то и зимой. Я европейский человек в этом вопросе: выбираю велосипед. Я живу не очень далеко от филармонии, в шести километрах. Это и пешком-то 40 минут, а на велосипеде — максимум 15. Я еду иногда в три часа ночи, иногда в четыре. Ни одного человека, ни одной машины. Город спит. Белгород — это город жаворонков. Люди рано ложатся спать и рано встают. В шесть утра они уже стоят на остановках.
Вообще говоря, в Белгороде много велосипедистов. Если сделать велодорожки, больше людей перейдут на велосипеды.
Еще я люблю роликовый спорт. У меня был период, когда я занимался слаломом. Это очень помогло мне в развитии органной педальной техники, которая играет в моей работе важную роль. У меня есть магистерская работа, посвященная педальному соло как особому приему фортепианной выразительности, а также несколько своих сочинений — переложений для педали.
— Вы не хотели бы уехать из России?
— Зарплата у музыкантов в Белгороде небольшие, при этом много куда приглашают. Например, в Китай. Там обеспечивают музыкантов по полной программе, можно стать королем с таким образованием. Но я буду там вечно чужим.
К тому же я не считаю Белгород провинцией. Я полюбил этот город. Он чем-то похож на Европу. На маленький европейский городок.
— Вас можно найти в социальных сетях и на YouTube. Насколько это способствует продвижению органной музыки?
— Очень помогает, но на это уходит сейчас много времени. У меня нет афиш. Люди узнают о том, что я делаю, из интернета. Я постоянно делюсь процессом репетиций, творческими идеями, образом жизни — людей интересует, как все это происходит. Постоянный интернет-шум заставляет людей покупать билеты.
— Вы верующий?
— Да, я мусульманин. Но при этом я светский человек. Моя вера не помешала мне приехать на Святое Белогорье и выучить православные молитвы к праздникам, например, «Отче наш», и освоить колокольные звоны. Не уверен, что много православных знают наше «Бисмилляхи Рахмани Рахим».
— В Белгороде есть мечеть?
— На улице Мичурина есть молельная комната. В Харькове есть мечеть, я туда иногда ездил, пока было возможно. В Петербурге я ходил в Большую соборную мечеть. Сейчас там уже вторую мечеть построили. А в Ижевске, откуда я родом, построили уже третью мечеть.
Орган отлично уживается с исламом, несмотря на его религиозную предысторию. Вот смотрите, я татарин. На святом православном Белогорье я играю на католическом или протестантском инструменте, порой свою татарскую же музыку. Представляете, какая смесь? Однажды меня даже пригласили на праздник 500-летия Реформации в Германии — именно как музыканта-татарина, по религии мусульманина, играющего на лютеранском органе, православную музыку Танеева — знаменитую кантату «Иоанн Дамаскин». Они хотели подчеркнуть мультикультурный аспект. В интернете есть запись.
— В чем, по-вашему, смысл жизни?
— Мне важно получать радость от жизни — и я ее получаю, когда вижу что могу своим творчеством сделать счастливыми других людей. Я думаю, что для каждого музыканта это так. Потому что без музыкального инструмента и без концертного музицирования не проживешь.
Даже без денег можно прожить. А без инструмента и без игры музыкант не сможет прожить. Отними у музыканта музыкальное творчество и музыкальную практику — и он перестанет быть полноценным человеком. Поэтому для меня очень важна возможность быть нужным, возможность быть услышанным людьми. Это то, что приносит радость и делает жизнь осмысленной.
— Вы счастливый человек?
— Конечно, я счастливый человек, прежде всего потому что у меня есть возможность все то, чему я учился, применять на практике — и делать это с удовольствием. Без стеснения. Без приказа. С полным чувством свободы, что для меня самое важное. Я свободный человек. Я могу ездить на любые гастроли, сочинять и импровизировать, делать любые переложения, любые программы — что может быть важнее для музыканта.
Беседовала Мария Муравьева
«Полит.ру»
Поделитесь событием с друзьями: